В эфире ТНТ и на платформе Premier продолжается новый приключенческий триллер «Игра на выживание», который обещает стать одним из самых жестких отечественных сериалов за последнее время.

История рассказывает о 16-ти участниках экстремального реалити-шоу с призовым фондом 1 миллион евро. Но постепенно границы между реалити и реальностью размываются. Одну из ролей в новом проекте сыграл Алексей Чадов, который рассказал о том, какого это играть самого себя, какие экстремальные ситуации случались на съемочной площадке, а также о своем дебютном режиссерском проекте – фильме «Джон».

– Приходилось ли вам когда-нибудь играть камео?

– Нет, не приходилось никогда. Более того, и в «Игре на выживание» я бы не сказал, что сыграл камео в полной мере этого понятия. Сыграть камео — значит полностью раскрыть свой образ, открыться, показать свои черты характера и так далее. В «Игре на выживание», скорее, полукамео. Точнее, намек на гражданина Алексея Чадова. Вообще, раскрыться в полноценном камео было бы очень интересно. Целую историю можно придумать, целый фильм снять про любого человека, про любую яркую личность. Не актерское мастерство увидеть, а закулисье. Это интереснейший опыт.

– Вспомните, как вы попали на этот проект. Сразу ли согласились сыграть самого себя?

– Позвонил агент, сказал, что Карен Оганесян предлагает мне историю. Я ответил, что согласен. Потому что, если такой режиссер берется за дело, значит история интересная, значит там что-то есть. Потом я сел читать сценарий и был приятно удивлен тому, что это наш материал, который писали наши сценаристы. Захватывающая, остросюжетная, четко прописанная линия, на протяжении всех серий, просто не можешь оторваться. Большая редкость. Интересно читать. Узнаем, что получилось в итоге, но я буду смотреть с удовольствием.

– Вы уже сказали, что ваша роль не совсем камео. А в чем различия между вашим героем и вами в реальной жизни?

– Я показал более молодую версию Чадова. Она больше отвечает условиям, предоставленным в сюжете. Сам по себе я, несколько, другой. В условиях коллективной анархии — в хорошем творческом смысле — Карену Оганесяну приходилось с нами непросто. Например, снимаем эпизод, а я говорю: «Карен, в жизни я бы так не поступил. Отобрал бы ствол и все». А по сценарию иначе. Вот и отличия. Мы строили образ, исходя из материала, и стопроцентно его раскрыть возможно не успели. Очень много героев.

– В сериале просто потрясающая натура. Скажите, где проходили съемки и как долго они длились?

– В прекрасных местах снимали, волшебных! Краснодарский край! Вообще, я природолюб. Корни, наверно, отшельника или викинга у меня есть. У нас есть семейная традиция — за поселком, где мы живем, ходим с семьей в лес поужинать. Не шашлык с пластиковыми стаканчиками, а полноценный семейный ужин. Так что съемки на природе в хорошую погоду — большое счастье. Давно такого не было. В последний раз в горах снимался в «Войне» Балабанова двадцать лет назад.

– Как вы оцениваете этот сериал, не слишком ли он жесткий получился?

– Жесткий — да. Все герои попали в настоящую жесть. В ад. Тайга, жрать нечего, зеки с автоматами их преследуют. И это только один из эпизодов! Самых простых. Рядом река, волки, медведи, непонятно куда бежать и что делать. В таких условиях люди, конечно, существуют на грани. И в этом смысле история жесткая.

– О чем получилась эта история, в вашем понимании?

– Мы видим натуру людей, проявленную в экстремальных условиях. Видим людей, какими они казались раньше, и какими являются на самом деле. На войне тоже самое — невозможно врать. Если ссышь, то ссышь конкретно. Если смелый, то это видно. Человеком остаться в трудную минуту – вот главный смысл.

– Очевидно, что в сериале очень много сложных съемок. Что больше всего вам запомнилось?

– Меня особо ничем не удивишь. Но была непростая сцена изнасилования. Актеры — молодцы, сделали ее смело и по-честному. И написано было страшно, и сыграно тоже страшно — если бы я был актрисой (смеется), то едва ли бы согласился на такое.

– Вы прибываете на место съемок, у вас специальный вагончик, райдер. А есть ли в вашем райдере какие-то необычные пункты?

– Был бы вагончик, уже слава богу! Какой там райдер в горах? Мне нужен только вагончик, свое пространство. Просто такой я человек — не могу ни с кем делить пространство. У меня должны быть свои три квадратных метра, где я могу чувствовать себя свободным. Что это такое? Говорить по телефону, ругаться матом, выяснять отношения в семье, читать, думать, абстрагироваться, медитировать, готовиться к роли, репетировать. Это все, что мне нужно. Остальное у меня все есть. Так что райдером никак не удивлю.

– Вспомните самые экстремальные ситуации, в которых вы оказывались?

– На съемках фильма «Война» мы чуть не погибли. Снимали погоню на плоту, перестрелку с боевиками, было стремно — чуть не утонули. Я был совсем маленький, 19 лет, просто не знал, как себя спасти. Зелень! А в жизни? Самое экстремальное — тревожные звонки. Про близких. Понимаете, о чем я? Бабушка с дедушкой в преклонном возрасте. Вот эти звонки для меня — основное переживание. А остальное пройдет.

– Традиционный вопрос про пандемию. Как вы пережили самоизоляцию? Не слишком ли это было для вас экстремально?

– Прекрасно пережил. Я давно самоизолированный человек. Давно уехал из города, от суеты. Не то, что я не люблю город — нет, люблю. Но от скопления людей стараюсь уходить.

Возможно, это связано с детской воспоминаниями. Когда попал на концерт Майкла Джексона в 1995 году, народ два часа не пускали, началась давка В «Динамо». А мне было 13 лет. Помню, что два часа дышал в пояс каким-то мужикам, волны начали пускать, меня просто передавили. Сильнейший стресс. Даже на концерте почувствовал себя плохо. Когда все начали зажигать зажигалки на песне Heal the world, меня тошнить начало. Так что очереди, заторы, толпы — не для меня.Три человека на кассе — развернулся, ушел. Бороться с собой не собираюсь. Такой вот я.

Так что самоизоляция для меня — нормальное состояние. С сыном составили расписание, читать научились нормально, в лес ходили каждый день, турник повесили. Каждый день я бегал, пока сын на велике рядом ехал. Кучу фильмов пересмотрел, подтянул хвосты по картинам, которые хотел посмотреть, и сериалам тоже. В гараже разобрался, столько полок повесил! Конечно, смущала коллективная паника и страх. Никто ничего не понимал. В магазин идешь — гречки нет. Это угнетает. Каждый человек отстаивает свои интересы: все — мне, туалетную бумагу — всю, гречку — всю! Я сам не герой в этом смысле, и, конечно, тоже сделаю для собственной семьи все, что потребуется. Но гречку-то зачем скупать тоннами? Я так не делал. Не конец же света. Приходят другие, а им гречки не досталось. Ну что за сумасшествие. Пожалуй, расстраивало только это. Нам надо стремиться быть сильными духом, и тогда не придется скупать всю туалетную бумагу в магазине.

– Вы скоро дебютируете с фильмом «Джон». Почему решили стать режиссером и как появилась идея создания картины про русских военных в Сирии?

– Давно искал материал, который можно было с интересом прочитать, спродюсировать или, может быть, снять. Найти эмоцию, от которой уже двигаться дальше. Я ждал этого. А потом вдруг обратил внимание на то, что часто люди подходят и благодарят за Ивана Ермакова, за фильм «Война». Живет герой и фильм, спустя 20 лет. А полтора года назад поехал в Екатеринбург, где я представлял фильм «Война» в рамках мероприятия, посвящённого творческим дням моего учителя Алексея Балабанова. Молодая аудитория, большой зал, разговаривали два часа. И я еще отчетливее понял, что образ, его фразы, интонация — все это живет. И на обратном пути в самолете серьезно задумался. Приехал в Москву и сел за сценарий. Взял образ Ивана Ермакова как талисман. И через два месяца сделал первый драфт, собрал историю, а потом отправил продюсеру Сергею Сельянову. Были сомнения — может, не стоит? Сергей Михайлович строгих правил все-таки продюссер, плюс очень занятой. Но ему понравилось, одобрил. Начали работу.

Почему Сирия? Давно слежу за конфликтом, и мне как гражданину это небезразлично. И дело не только в том, что там русский контингент. В этой точке — Сирии — сошлись интересы всего мира. Каждый топит за своё. И там творится ад на земле. Рай — это то, что мы пытаемся построить на гражданке в цивилизованном мире, безопасность, технологии, комфорт. А там — настоящий ад: одни массовые казни детей чего только стоят! Такое можно представить в XXI веке? Средневековье отдыхает.

Меня лично это все беспокоит. Я слежу за этим, общаюсь с бойцами, воевавшими там. Они много интересного мне рассказали, так что, когда я садился писать сценарий, я уже был подготовлен. И когда писал, о режиссуре не думал. Если бы Сергей Михайлович не предложил мне самому попробовать снять тизер-пробу, я бы вряд ли решился. Он сделал мне предложение, от которого я не смог отказаться.

«Игра на выживание» с понедельника по четверг в 22:00 на ТНТ и видеоплатформе Premier.

фото предоставлены пресс-службой телеканала ТНТ